Roisin Fraser (перевод - Old Horta)
Intermission 7: Of Cheat and Charmer
Intermission 7: Of Cheat and Charmer
Автор – Roisin_Fraser
Перевод Oldhorta
Рейтинг- PG
Категория – POV
Время действия – "The Galileo Seven"
Тупая боль пульсирует в моей ноге, в то время как я смотрю на хронометр. После запуска ускорителя я убедился, что в лучшем случае нам осталось жить 45 минут до того как шаттл повторно войдет в атмосферу. Сорок пять минут на орбите планеты в ожидании спасения, которое вероятно никогда не прибудет.
Как-то давно, я спросил отца откуда он знает когда мать сердится. В этот редкий для нас момент общения он ответил, что способен почувствовать это в воздухе. Тогда я не понял сказанного, но теперь понимаю. Воздух внутри шаттла удушающе-едок от недоверия и гнева, эмоций которые остальные не заботятся скрывать от меня. Так продолжается с тех пор как мы разбились на планете, и я в замешательстве не могу понять почему. Уверен, что они не разговаривали бы с Джимом в такой манере.
Маккой бормочет позади меня: «Что ж, мистер Спок, вот так и закончилось ваше первое командование». Замечание задевает, как и большинство его слов в мой адрес. Будь я человеком, я бы напомнил ему, что многие из его действий после приземления на Таурасе II выглядят неподчинением, но нелогично поступать подобным образом, когда наши жизни подходят к концу.
Вместо этого, я отвечаю: «Да, мое первое командование». Джим был сильно удивлен, когда узнал, что никогда прежде я не командовал кораблем из-за уже не практикуемой политики Звездного флота, исключившей научные подразделения из списка командных должностей. Политики от которой отказались вскоре после моего окончания Академии Звездного флота, но пропасть между моим положением и опытом действительного командования осталась. Этим заданием Джим попытался заполнить пробел.
Думаю, теперь я разбираюсь в концепции иронии. Экипаж доверяет ему так, как не доверяет мне, одновременно надеясь, что я спасу их жизни и при этом они совершенно уверены, что у меня нет никаких идей как этого добиться.
Единственная истина заключается в том, что все мои логические соображения привели нас орбиту бесплодной планеты, оставив всего 42, 5 минуты жизни.
И вдобавок я никак не могу найти утешения в логичности своих действий так легко, как мог раньше. Должен же быть еще способ, хоть какой-нибудь, подать сигнал Энтерпрайзу о том, что мы все еще здесь.
Логическая часть моего разума настаивает на том, что Джим уже отбыл в колонию. Но я также твердо знаю (как и то, что пески Вулкана красные), что Джим никогда не бросит члена своей команды. Не могу представить, чтобы сейчас он изменил собственным принципам. Вера – не логична, но она единственная альтернатива оставшаяся мне.
Я вглядываюсь в топливомер. Топливо то единственное, что сохраняет нашу жизнь или, по крайней мере, поддерживает ее. Если я сброшу его, то нам останется всего шесть минут. Но при этом мы вспышкой подадим сигнал, видимый на огромном расстоянии. Я не обсуждаю решения с остальными; я не сомневаюсь, что, в конечном счете, они бы согласились со мной, потеряв драгоценные минуты на обсуждение.
Я нажимаю на кнопку и сбрасываю топливо. Шаттл сотрясается от силы рассоединения и остальные собираются вокруг меня.
- Мистер Спок! – произносит Скотт и я удивлен. Я полагал, что он прежде остальных догадался бы почему я так поступаю.
- Он сбросил топливо!
- Сколько нам осталось?
Это Бома, против которого давно можно было бы выдвинуть обвинение в не соблюдении субординации.
Скотт глядит на хронометр, неспешно отстукивающий последние секунды нашей надежды на спасение.
- Шесть минут, возможно, меньше.
Я встречаюсь с острым взглядом доктора и Бома и заставляю их отвести глаза первыми. Они нехотя отходят. Я оборачиваюсь и вижу Скотта наблюдающего за мной. В его глазах появляется то, чего я не замечал раньше: зарождающаяся надежда. Я тому причина? Своим нелогичным поступком, не делающим чести моему вулканскому наследию? Эта мысль достойна того, чтобы ее позже проанализировать, если конечно мы выберемся из этого.
Тем временем Скотт улыбается.
- SOS? При помощи вспышки. Мистер Спок, это был риск чистой воды. Возможно, оно того стоило.
Я качаю головой: реальность нашего положения снова заявляет о себе.
- Нет никого, чтобы заметить ее.
Остатки топлива по моим подсчетам должны закончиться. Словно в подтверждение, Скотт спокойно произносит: «Орбита сужается, мистер Спок. Десять секунд до входа в атмосферу».
Позади меня раздается голос Маккоя, впервые с начала этой миссии в его тоне нет презрения.
- Возможно, это последний поступок, который вы совершили, мистер Спок. И он полностью человеческий.
До того как ответить, я гляжу на хронометр. Осталось немного. Я не рассержен словами доктора, но озадачен тем, почему мой нелогичный поступок заставил его переменить отношение ко мне.
- Абсолютно нелогичен. Никакого шанса.
Я распознаю усмешку в голосе Маккоя.
- Точно как я и сказал.
Шаттл начинает содрогаться, когда мы входим в атмосферу.
Дым от расплавившихся реле заполняет кабину. И затем единственное что я ощущаю – покалывание дематерилизации.
Вопреки всякой логике, нас заметили.
***
Моя мать часто повторяет высказывание: «Никакое доброе дело не остается безнаказанным». Как многих других ее земные метафор, значение этого высказывания ускользало от меня, пока я не начал жить среди людей. Это точное выражение приходит мне в голову когда я приступаю к своим обязанностям на мостике. Скотт выглядит как-то уж очень оживленно, и это заставляет меня насторожиться. Тот факт, что почти одно и тоже выражение наблюдается в глазах Ухуры, капитана и доктора, подсказывает, что мой нелогичный поступок не остался незамеченным. Честно говоря, не могу сказать, что это меня беспокоит. Если, как я подозреваю, должна быть расплата, то, я хотя бы жив, чтобы ее отведать.
Как я и ожидал доктор и капитан подходят ко мне, как только я занимаю место за научной станцией.
- Мистер Спок, – начинает Джим. – Есть то чего я действительно не понимаю, но, возможно, вы сумеете мне объяснить. Логически, конечно.
Я киваю ему, чтобы он продолжал.
- Когда вы сбросили топливо и подожгли его, вы знали, что фактически нет никакого шанса на то, что это увидят, и, тем не менее, вы все же это сделали. По мне так это выглядит актом отчаяния.
Добродушное подшучивание, читаемое в его голосе, предупреждает меня, что расплата не за горами. Но, несмотря на это, я не могу найти никакой ошибки в том, что он говорит. Раз речь идет о безрассудности человеческого поступка, а не о вулканской логике, то вывод в таком случае бесспорен.
- Совершенно верно, капитан.
- А мы все знаем, и уверен, что доктор со мной согласится, что отчаяние в высшей степени эмоциональное состояние. Как же это объясняет ваша знаменитая логика?
Тон его голоса подтрунивающий, теплый и то облегчение, которое он испытал при нашем возвращении, было почти осязаемо. Интересно, когда это я научился читать человеческие эмоции; но есть и то, чего я по-прежнему не понимаю. Мне приходится на мгновение задуматься, чтобы дать то объяснение какое ожидает Джим.
- Очень просто, капитан. Я изучил проблему со всех сторон и понял, что дела обстоят совершенно безнадежно.
Краем глаз я вижу как Ухура, пытается не засмеяться.
Возможно, если бы я был человеком не наполовину, то тоже бы рассмеялся: объяснение слишком неправдоподобно.
- Логика подсказала мне, что при данных обстоятельствах единственно возможное решение должно быть отчаянным. Логичное решение, полученное логическим путем.
Я не шучу, но происходит нечто странное, убеждающее в обратном. Нечто подсказывающее, что, мой дом здесь, с этими людьми, на этом корабле.
- Ага, - говорит Джим в той манере, которая наводит меня на мысль, что он находит мое объяснение столь же убедительным каким его нахожу я сам.
- Вы хотите сказать, что это было эмоциональный порыв?
Я попался, сознаю это, но ничего не имею против. Нет никакого позора в том, чтобы попасться, если результат известен с самого начала.
- Ну… я не стал бы описывать это именно в таких понятиях, капитан, но фактически так и есть.
Капитан подходит ближе и тон его голоса тот же самый, какой у него бывает, когда он вопреки всякой логике, выигрывает у меня в шахматы. Он кладет руку на спинку моего кресла, но я не чувствую беспокойства от такой близости.
- Вы не желаете признавать, что впервые в своей жизни совершили полностью человеческий эмоциональный поступок?
Я складываю свои руки, приподнимаю бровь и качаю головой.
- Нет, сэр.
Капитан принимается смеяться, как и доктор. На ум приходит другое выражение моей матери: «Они смеются не над тобой, а шутки ради». Я думал, что никогда не смогу его понять. Но теперь понимаю.
Джим вдруг прекращает смеяться.
- Мистер Спок, вы упрямец.
И я снова не могу с этим спорить. Если бы дела обстояли не так, возможно меня не было бы в живых чтобы сейчас обсуждать это.
- Да, сэр.
Сдерживаемый ранее смех взрывает мостик. Я не возражаю.
Я дома.
Автор – Roisin_Fraser
Перевод Oldhorta
Рейтинг- PG
Категория – POV
Время действия – "The Galileo Seven"
Тупая боль пульсирует в моей ноге, в то время как я смотрю на хронометр. После запуска ускорителя я убедился, что в лучшем случае нам осталось жить 45 минут до того как шаттл повторно войдет в атмосферу. Сорок пять минут на орбите планеты в ожидании спасения, которое вероятно никогда не прибудет.
Как-то давно, я спросил отца откуда он знает когда мать сердится. В этот редкий для нас момент общения он ответил, что способен почувствовать это в воздухе. Тогда я не понял сказанного, но теперь понимаю. Воздух внутри шаттла удушающе-едок от недоверия и гнева, эмоций которые остальные не заботятся скрывать от меня. Так продолжается с тех пор как мы разбились на планете, и я в замешательстве не могу понять почему. Уверен, что они не разговаривали бы с Джимом в такой манере.
Маккой бормочет позади меня: «Что ж, мистер Спок, вот так и закончилось ваше первое командование». Замечание задевает, как и большинство его слов в мой адрес. Будь я человеком, я бы напомнил ему, что многие из его действий после приземления на Таурасе II выглядят неподчинением, но нелогично поступать подобным образом, когда наши жизни подходят к концу.
Вместо этого, я отвечаю: «Да, мое первое командование». Джим был сильно удивлен, когда узнал, что никогда прежде я не командовал кораблем из-за уже не практикуемой политики Звездного флота, исключившей научные подразделения из списка командных должностей. Политики от которой отказались вскоре после моего окончания Академии Звездного флота, но пропасть между моим положением и опытом действительного командования осталась. Этим заданием Джим попытался заполнить пробел.
Думаю, теперь я разбираюсь в концепции иронии. Экипаж доверяет ему так, как не доверяет мне, одновременно надеясь, что я спасу их жизни и при этом они совершенно уверены, что у меня нет никаких идей как этого добиться.
Единственная истина заключается в том, что все мои логические соображения привели нас орбиту бесплодной планеты, оставив всего 42, 5 минуты жизни.
И вдобавок я никак не могу найти утешения в логичности своих действий так легко, как мог раньше. Должен же быть еще способ, хоть какой-нибудь, подать сигнал Энтерпрайзу о том, что мы все еще здесь.
Логическая часть моего разума настаивает на том, что Джим уже отбыл в колонию. Но я также твердо знаю (как и то, что пески Вулкана красные), что Джим никогда не бросит члена своей команды. Не могу представить, чтобы сейчас он изменил собственным принципам. Вера – не логична, но она единственная альтернатива оставшаяся мне.
Я вглядываюсь в топливомер. Топливо то единственное, что сохраняет нашу жизнь или, по крайней мере, поддерживает ее. Если я сброшу его, то нам останется всего шесть минут. Но при этом мы вспышкой подадим сигнал, видимый на огромном расстоянии. Я не обсуждаю решения с остальными; я не сомневаюсь, что, в конечном счете, они бы согласились со мной, потеряв драгоценные минуты на обсуждение.
Я нажимаю на кнопку и сбрасываю топливо. Шаттл сотрясается от силы рассоединения и остальные собираются вокруг меня.
- Мистер Спок! – произносит Скотт и я удивлен. Я полагал, что он прежде остальных догадался бы почему я так поступаю.
- Он сбросил топливо!
- Сколько нам осталось?
Это Бома, против которого давно можно было бы выдвинуть обвинение в не соблюдении субординации.
Скотт глядит на хронометр, неспешно отстукивающий последние секунды нашей надежды на спасение.
- Шесть минут, возможно, меньше.
Я встречаюсь с острым взглядом доктора и Бома и заставляю их отвести глаза первыми. Они нехотя отходят. Я оборачиваюсь и вижу Скотта наблюдающего за мной. В его глазах появляется то, чего я не замечал раньше: зарождающаяся надежда. Я тому причина? Своим нелогичным поступком, не делающим чести моему вулканскому наследию? Эта мысль достойна того, чтобы ее позже проанализировать, если конечно мы выберемся из этого.
Тем временем Скотт улыбается.
- SOS? При помощи вспышки. Мистер Спок, это был риск чистой воды. Возможно, оно того стоило.
Я качаю головой: реальность нашего положения снова заявляет о себе.
- Нет никого, чтобы заметить ее.
Остатки топлива по моим подсчетам должны закончиться. Словно в подтверждение, Скотт спокойно произносит: «Орбита сужается, мистер Спок. Десять секунд до входа в атмосферу».
Позади меня раздается голос Маккоя, впервые с начала этой миссии в его тоне нет презрения.
- Возможно, это последний поступок, который вы совершили, мистер Спок. И он полностью человеческий.
До того как ответить, я гляжу на хронометр. Осталось немного. Я не рассержен словами доктора, но озадачен тем, почему мой нелогичный поступок заставил его переменить отношение ко мне.
- Абсолютно нелогичен. Никакого шанса.
Я распознаю усмешку в голосе Маккоя.
- Точно как я и сказал.
Шаттл начинает содрогаться, когда мы входим в атмосферу.
Дым от расплавившихся реле заполняет кабину. И затем единственное что я ощущаю – покалывание дематерилизации.
Вопреки всякой логике, нас заметили.
***
Моя мать часто повторяет высказывание: «Никакое доброе дело не остается безнаказанным». Как многих других ее земные метафор, значение этого высказывания ускользало от меня, пока я не начал жить среди людей. Это точное выражение приходит мне в голову когда я приступаю к своим обязанностям на мостике. Скотт выглядит как-то уж очень оживленно, и это заставляет меня насторожиться. Тот факт, что почти одно и тоже выражение наблюдается в глазах Ухуры, капитана и доктора, подсказывает, что мой нелогичный поступок не остался незамеченным. Честно говоря, не могу сказать, что это меня беспокоит. Если, как я подозреваю, должна быть расплата, то, я хотя бы жив, чтобы ее отведать.
Как я и ожидал доктор и капитан подходят ко мне, как только я занимаю место за научной станцией.
- Мистер Спок, – начинает Джим. – Есть то чего я действительно не понимаю, но, возможно, вы сумеете мне объяснить. Логически, конечно.
Я киваю ему, чтобы он продолжал.
- Когда вы сбросили топливо и подожгли его, вы знали, что фактически нет никакого шанса на то, что это увидят, и, тем не менее, вы все же это сделали. По мне так это выглядит актом отчаяния.
Добродушное подшучивание, читаемое в его голосе, предупреждает меня, что расплата не за горами. Но, несмотря на это, я не могу найти никакой ошибки в том, что он говорит. Раз речь идет о безрассудности человеческого поступка, а не о вулканской логике, то вывод в таком случае бесспорен.
- Совершенно верно, капитан.
- А мы все знаем, и уверен, что доктор со мной согласится, что отчаяние в высшей степени эмоциональное состояние. Как же это объясняет ваша знаменитая логика?
Тон его голоса подтрунивающий, теплый и то облегчение, которое он испытал при нашем возвращении, было почти осязаемо. Интересно, когда это я научился читать человеческие эмоции; но есть и то, чего я по-прежнему не понимаю. Мне приходится на мгновение задуматься, чтобы дать то объяснение какое ожидает Джим.
- Очень просто, капитан. Я изучил проблему со всех сторон и понял, что дела обстоят совершенно безнадежно.
Краем глаз я вижу как Ухура, пытается не засмеяться.
Возможно, если бы я был человеком не наполовину, то тоже бы рассмеялся: объяснение слишком неправдоподобно.
- Логика подсказала мне, что при данных обстоятельствах единственно возможное решение должно быть отчаянным. Логичное решение, полученное логическим путем.
Я не шучу, но происходит нечто странное, убеждающее в обратном. Нечто подсказывающее, что, мой дом здесь, с этими людьми, на этом корабле.
- Ага, - говорит Джим в той манере, которая наводит меня на мысль, что он находит мое объяснение столь же убедительным каким его нахожу я сам.
- Вы хотите сказать, что это было эмоциональный порыв?
Я попался, сознаю это, но ничего не имею против. Нет никакого позора в том, чтобы попасться, если результат известен с самого начала.
- Ну… я не стал бы описывать это именно в таких понятиях, капитан, но фактически так и есть.
Капитан подходит ближе и тон его голоса тот же самый, какой у него бывает, когда он вопреки всякой логике, выигрывает у меня в шахматы. Он кладет руку на спинку моего кресла, но я не чувствую беспокойства от такой близости.
- Вы не желаете признавать, что впервые в своей жизни совершили полностью человеческий эмоциональный поступок?
Я складываю свои руки, приподнимаю бровь и качаю головой.
- Нет, сэр.
Капитан принимается смеяться, как и доктор. На ум приходит другое выражение моей матери: «Они смеются не над тобой, а шутки ради». Я думал, что никогда не смогу его понять. Но теперь понимаю.
Джим вдруг прекращает смеяться.
- Мистер Спок, вы упрямец.
И я снова не могу с этим спорить. Если бы дела обстояли не так, возможно меня не было бы в живых чтобы сейчас обсуждать это.
- Да, сэр.
Сдерживаемый ранее смех взрывает мостик. Я не возражаю.
Я дома.
Оставить комментарий